Еврейское дворянство по-липецки

Рассказывают, что в Липецкой и Воронежской областях в разные годы работали довольно известные преподаватель немецкого языка и его сын-переводчик. Сослуживцы и знакомые   ни на секунду не сомневались, что оба - потомки древнего   дворянского рода. Но их близкая родственница, уезжая на ПМЖ в Израиль, поведала любопытнейшую историю появления в семье «голубой крови». Если поверить на слово, её рассказ заслуживает голливудской экранизации, но вызывает   весьма противоречивые чувства. Судите сами…

В предвоенные годы Иосиф Соломонович Штейман работал счетоводом на липецком заводе «Станкострой». Понимания текущего момента он набирался из передовиц газеты  «Правда» и регулярно проводил с рабочими политинформации. В парткоме оценили активность Штеймана и приняли его кандидатом в члены ВКП (б).

Молодому коммунисту порекомендовали создать ячейку социалистического общества, и он женился на практикантке из бухгалтерии. Не на еврейке, а на этнической украинке, юность и сексапильность которой оказались куда более весомыми аргументами для создания семьи, нежели иудейские догмы.

Это еще более укрепило авторитет Иосифа Соломоновича в глазах начальства, и молодожёнам выделили большую комнату в коммуналке. Жизнь была бы по-советски счастливой, если бы у супругов не родился сын. Появись на свет дочь, судьба ребёнка сложилась   иначе. А тут, как назло, мальчишка. Да и не в сыне, собственно, дело, а в дате его рождения. Малыш появился на свет аккурат в тот самый день 23 августа 1939 года, когда нарком иностранных дел СССР Молотов и рейхсминистр Германии Риббентроп подписали исторический пакт о ненападении. Под бравурные марши по радио начали вещать, что у Сталина с Гитлером   теперь дружба-фройндшафт на все времена.

Штеймана тут же вызвали в партком и поинтересовались, как он сына назвать собирается.

- Иосифом! В честь Иосифа Виссарионовича Сталина, - не моргнув глазом, отрапортовал счетовод.

- А ты не спеши с ответом, товарищ Штейман… Подумай, - недовольно покачал головой партийный секретарь. -

- Тогда Валерием можно. В честь Чкалова, - равнодушно согласился Штейман.

- И опять недопонимаешь ты важности политической ситуации, - нахмурил брови парторг. - Пошевели мозгами. Ты же - коммунист! Про договор с Германией слыхал? То-то же. Немцы теперь друзья наши! Улавливаешь?

- Улавливаю! Давайте, имя Отто дадим, в честь полярника Отто Юльевича Шмидта! - махнул рукой счетовод.

- И снова, товарищ Штейман, не хочешь ты меня услышать, - наседал секретарь парткома.  - Ты носишь имя вождя великого советского народа, а твой сын мог бы носить имя вождя великого германского народа. Врубаешься? Каким политически знаковым и символичным будут имя и отчество у будущего строителя коммунизма!

На следующий день в загсе зарегистрировали ребёнка с уникальным сочетанием имени, отчества и фамилии - Адольф Иосифович Штейман.   И всё бы ничего, но началась война. Сначала Вторая мировая, а потом и Великая отечественная. Пацан ещё под стол пешком ходил, но из-за одиозного имени мальчонку ненавидели все подростки во дворе, а заодно и их родители. Когда же в первый послевоенный год  Адольф в школу пошел, «недобитого фашиста» нещадно лупила шпана со всей округи.

Защитил и взял под опеку   парнишку тренер по боксу дядя Вильгельм. Он был из репрессированных поволжских немцев и на себе испытал, что значит с вражеским именем пережить   войну в Советском Союзе. И стал для Адольфа не только спортивным наставником, но и старшим товарищем по несчастью.

На ринге в спаррингах с дядей Вили подросток выплескивал всю обиду и злость за унижения во дворе и школе. И даже не заметил, как в азарте ежедневных тренировок начал не только прекрасно понимать немецкие ругательства, но и шпрехать без акцента. Так без словарей и учебников юный Адольф выучил разговорный язык берлинских окраин. И стал лучшим школьником по немецкому. Надо заметить, что пацан уродился не в щуплого еврейского папашу, а в крепко сложенную матушку-хохлушку. В неё   он рос высоким, белокурым и голубоглазым, как боец гитлерюгенда.

Может быть, именно из-за этого дядя Вильгельм хотел видеть в своём еврейском ученике сильного и целеустремленного юного арийца, с которым можно было не только на родном языке поболтать. Но и, взявшись   за плечи и раскачиваясь в такт мелодиям, спеть народные германские песни с тирольскими завываниями. И они пели. И вновь хлестались на ринге. И опять пели о далекой стране, где много вкусного пива и длинноногих фройлен.

- Принеси свидетельство о рождении, - приказал Адольфу дядя Вильгельм. Юноша повиновался. Обмакнув перо в чернильницу, тренер глубоко вздохнул и каллиграфическим почерком аккуратно вписал в документ слово из трех букв. Парень удивленно округлил глаза. Перед фамилией Штейман появилась приставка  «фон».

- Тебе скоро паспорт получать, сынок. Согласись,   с именем Адольф все-таки лучше быть фон Штейманом. Может быть, в ГДР переберешься. Времена-то меняются, - объяснил дядя Вильгельм.

Так появился немецкий дворянин. После школы он уехал в Воронеж и поступил  на факультет романо-германской филологии. Сталин   к этому времени умер, и началась   хрущёвская «оттепель». Через загс и паспортный стол  Адольф официально поменял местами слоги в своей фамилии. Диплом он уже получал не как фон Штейман, а как фон Манштейн, недвусмысленно намекая студенткам, что раньше был вынужден скрывать свое родство с фельдмаршалом. Тем самым.

После вуза Адольф фон Манштейн работал   учителем немецкого. А когда Брежнев с Хоннекером начали взасос целоваться, его в институт преподавать пригласили. Слухи об иудейских корнях, конечно, ходили. Но разговоры   сразу же прекратились, когда   Адольф Иосифович своего сына Вильгельмом назвал. Имя ребёнку он дал в память о тренере по боксу, но в приватных беседах намекал, что в честь кайзера. И ему верили.

Сын Вили   с детства свободно говорил по-немецки и ещё студентом иняза начал работать переводчиком. Учитывая, что это уже были времена, когда Ельцин оптом и в розницу Россию немцам продавал, Вильгельм Адольфович   фон Манштейн из загранкомандировок не вылезал. И стал по провинциальным меркам  довольно состоятельным   человеком. Умер он несколько лет назад от сердечного приступа.

Его младшая сестра до недавнего времени в одном из местных банков работала. Встретив ее и прочитав на бейджике фамилию, знакомые удивились. На карточке было написано не   Манштейн, а Штейман. Почему не захотелось быть немецкой баронессой? 

- Времена нынче другие и в банковской среде быть просто Штейман куда выгоднее. Да и на историческую родину срулить с фамилией Манштейн будет куда проблематичнее. Тем более с приставкой «фон», - смеясь, призналась  женщина.

Такая вот история.

Виктор Камский